а за окном бушует снег… хотя его не назовешь снегом, скорее это, как сказала моя подруга, частый дождь, который замерзает перед тем, как упасть на землю. мы сидим в не очень теплой лаборатории метрологии и средств технического контроля. мы — это 13 ни в чем не повинных студентов техникума и учитель-мастер, который сидит за учительским столом и вновь перечитывает книгу по электромонтажу. он сидит напротив длинной аудитории, и, если посмотреть его глазами, то справа будут три больших окна, у одного из которых наклонена жардина, а занавески стекают со стены прямо на пол, — она упала, когда один из нас хотел сделать в кабинете «светло», — два ряда парт, один длиннее другого; а слева — стенды, показывающие разные электрические приборы и куча синих шкафов, в которых, не сомневайтесь, стоят одни только манометры. а где-то там, за теми шкафами спрятана дверь. аудитория почти пуста — мы, то есть 13 ни в чем не повинных студентов техникума, рассосались по задним партам, а впереди кроме учителя никого не было. никого, кроме меня. я сидела за первой партой и держала в руках электронную книгу. я заканчивала читать «Женщину в черном». посмотрев пару дней назад фильм, мне он жутко понравился. жутко в прямом смысле слова. это был ужастик. красивый, реалистичный ужастик. практически без крови, но мне было страшно, когда я смотрела его. под впечатлением красоты фильма я решила почитать книгу. результат меня не вдохновил — я разочарована. 165 страниц полного абсурда и одиночества — впервые в жизни фильм мне показался лучше книги. во мне горело странное чувство вины, я карала себя за то, что прочитала ее… мне больше не хотелось брать книгу в руки, поэтому я отошла к своим друзьям — к задним партам.
а там было не настолько весело, как я себе представляла: слева сидели 4 гения андроида и айфонов и, повернувшись друг к другу, обсуждали, какой из их смартфонов круче. а сдани них сидел Валера — маленького роста чудаковатый тип. глядя на него и не скажешь, что ему почти 20. он не был красив, у него были лишний вес и грубая щетина, от него несло потом, он заикался, но что самое главное — он умудряется каждый раз опоздать на пару, хотя живет в 10 минутах от техникума! причем, опаздывает на очень продолжительное время. он сидел и, даже не выключив звук, играл в Зуму на своем «новехоньком» телефоне.
справа же от меня тоже сидели 4 человека: Саша — болгарин со сросшейся бровью и щетиной, Гена — длинный и немного кривой в лице и вечно не догоняющий ход мыслей своих товарищей, а еще он любил поскандалить в случае чего, Дима — маленький и хиленький мальчик, по нему и не скажешь, что он гений истории и логического мышления, и Надя — моя лучшая подруга, веселая и умная, порой, даже слишком. из-за их парты доносились возгласы: «Терц идет? Белла! Сколько у нас? Ах ты ж, ну что ж ты делаешь?! Во что играем? Мне по**й, я играю в чирву!» Мне всегда было интересно наблюдать за тем, как люди играют в клабор, хотя сама играть не умею и учиться не собираюсь. не нравится мне играть, а вот понаблюда-а-а-ать...
сзади них сидели еще трое: Артур, который жадно переписывал практические по монтажу и писал отчет, Женя, который все время сидел в наушниках и рисовал, и… ах, ну да, Стас вышел покурить. постояв немного возле «карточного стола», я все-таки решила вернуться к чтению. открыла первую попавшуюся книгу в меню — и это оказалась книга Гарта Стайна «Гонки на мертвом асфальте». я открыла первую главу и начала читать:
Глaвa 1
Жесты — это все, что у меня есть. Порой они выглядят величественными, и если я переигрывaю, то делaю это нaмеренно, исключительно для того, чтобы меня понимaли прaвильно. Чтобы моя точкa зрения не вызывaлa вопросов. Слов, которым я мог бы довериться, у меня нет, поскольку, к сожaлению, язык мой сконструировaн длинным, плоским, болтaющимся из стороны в сторону. Поэтому, кстaти, им ужaсно неудобно пережевывaть пищу и перекaтывaть ее во рту, но еще меньше он подходит для произнесения звуков, связующихся между собой в умные многосложные словa, обрaзующие предложения. Тaким обрaзом, говорить я не умею. Вот почему я в ожидaнии Дэнни — он скоро должен вернуться — лежу здесь, нa прохлaдном, выложенном кaфельной плиткой полу кухни, в луже собственной мочи.
Я стaрый, и откровенно говоря, не тaким я предстaвлял собственный уход: шприц с обезболивaющим и стероидaми для уменьшения рaспухaния сустaвов, глaзa, зaтумaненные кaтaрaктой, пухлые, скользкие пaкеты с собaчьими пaмперсaми. Уверен, Дэнни обязaтельно позaботится обо мне и купит сумку-коляску для трaнспортировки собaк, неспособных сaмостоятельно волочь свою зaдницу, - тaкие я не рaз видел нa улице — когдa дело совсем подойдет к концу. Вещь унизительнaя и оскорбительнaя. Не знaю, что хуже — кошмaрнaя сумкa-коляскa или трaдиционный отврaтительный собaчий нaряд нa Хэллоуин. Купит, купит, не сомневaйтесь. И сделaет это от любви, конечно. Дэнни будет до последнего поддерживaть в своей собaке жизнь, тело же мое продолжит рaспaдaться и рaзлaгaться до тех пор, покa от него почти ничего не остaнется, кроме мозгa. А то, что от меня остaнется, опутaют всякими рaзными проводaми и кaтетерaми и через них стaнут подaвaть искусственное питaние.
от прочитанного у меня застучало сердце и закипел желудок. я мигом закрыла книгу и больше к ней не возвращалась...
мы сидим уже третью неделю в этой аудитории, лаборатории метрологии и средств технического контроля. сидим ровно 4 пары, а потом идем домой. ощущение, будто мы в Америке — отбываем наказание в школе за что-то очень нехорошее, нами совершенное… на самом же деле у нас обычная монтажная практика, а из-за холода мы не можем пойти в мастерские — они заперты